Зима. Мне лет семь, восемь.
Раннее темное утро, в полутьме и полудреме я слышу тихий бабушкин голос:
- Вставай Васенька, просыпайся мой хороший, за молочком надо идти, а то опять не хватит... - она говорит все это ласковой скороговоркой, боясь разбудить моих спящих братцев.
В нашей комнате большая двух ярусная кровать, я сплю один, на верху, так как старший. Двое моих братцев посапывают внизу, и в этот момент я им невыносимо завидую.

Девочка стучит каблучками по тротуару, едва его касаясь.
Всё в ней молодо, радостно и искренне.
Для нее самой это ощущение впервые. Мужские взгляды волнуют, пугают, заставляя сердце бешеного колотиться где-то там, в её восторженной груди...
Ей жутко, и в тоже время сладостно, немного стыдно, но ах - пускай! Такая лёгкость, невесомость, радость...
Она напомнила мне сиреневый куст весной, вот-вот готовый раскрыть свои цветы, и напоить окружающий воздух пьянящим ароматом свежести и любви .

Куда порхаешь, девочка?
О чем твои мечты?...

С утра, подойдя к зеркалу, он взъерошив свои жидкие, поседевшие когда-то русые волосы, глубокомысленно произнёс:

- Постричься что-ли?

Покрутив головой, и состроив напоследок самому себе смешную рожу, решительно тряхнул головой:

- Да, пора!

Этот процесс с недавних пор, стал для него особенно приятным. В парикмахерской неподалеку, появился новый мастер, который очень ему нравился.

Она всегда встречала его с одной и той же доброй и искренней улыбкой, не улыбнуться в ответ на которую было совершено невозможно.

Я захожу в комнату, уже в сотый раз за сегодня. Она отрывает глаза от телефона, вопросительно поднимает брови.

-Нет, нет - я ничего, просто зашёл посмотреть на тебя - произношу я.

Делаю глоток кофе, и не отрывая глаз от её лица начинаю говорить.

Она встревоженна. Лицо её становится то задумчивым, то озабоченным, иногда весёлым. И внимательный взгляд поверх очков, делает весь ее вид очень трогательным.

Сегодня я в ударе, говорю и говорю. О чем уже не помню, словно что-то вселилось в меня, и слова льются бесконечным потоком.

Родители ищут себе свободный столик для обеда.

Италия, сезон отпусков, жарко и свободных столов не найти. Семья проходит через весь зал открытого ресторанчика, их лица напряжены, взгляды блуждают вокруг в поисках места.

Между ними, отчаянно крутя головой, держась за мамину руку, с широко распахнутыми, голубыми глазами, сменит их маленькая дочка.

Она похожа на ангелочка. Выгоревшие белые волосы, пухлые ручки и ножки завернутые в чем-то светло-голубом.

Дойдя до середины, и поняв, что места нет, семейство замирает на минуту в растерянности.

Коричневое, с кирпичным оттенком лицо - признак тяжёлой работы на улице.
Лицо одутловатое, некрасивое. Выпученные глаза и припухшие, не накрашенные губы, спутанные жидкие волосы, и усталые, пустые лишённые блеска глаза.

Так выглядела женщина, мама, жена.

Дети были ей под стать.

Сын - высокий, нескладный, беспокойно оглядывающийся по сторонам, словно отыскивая кого-то. Одежда на нем висела мешком, как будто была с чужого плеча.

Сегодня грузился в Германии. Фирма небольшая, семейная, занимается сортировкой мусора.

Захожу в офис, сидит фрау, вернее и не поймёшь - герр или фрау? Простите, но тетка лет этак за шестьдесят.

Красота немецкая. Ножищи, ручищи, нос орлиный. Я аж перекрестился про себя.

Глянула на меня строго. Кивнула. Короче Вартен. То есть жди.

Мне не привыкать, я припарковался и наблюдаю.

Работают мужички в основном худосочные, то ли румыны, то ли венгры.

Вот выходит хозяйка, прыг на погрузчик, и давай меня грузить. И так ловко у нее всё выходит, и быстро и аккуратно.

Ну где ещё могут повстречаться: русский (ну почти русский), литовец (который тайно русский), украинец (тут всё в тумане...) и совсем, совсем киргиз?
Конечно на пароме, идущим из Литвы в Швецию.

Мы все почти одновременно зашли в каюту, и пока мы знакомились и осматривались, украинец успел занять себе лучшую кровать, включил заряжать телефон в единственную розетку, разделся по пояс, и весело болтая и насвистывая, направился в душ, небрежно набросив махровое полотенце на плечо.

В купе поезда, на каникулы едут две сестрички-москвички, с бабушкой - провинциалкой.
Девочки - школьницы, Даше - тринадцать, а Маше - пятнадцать.
Бабушке же, уже за семьдесят, но по живым и веселым глазам, понимаешь, что она совсем не утратила к жизни интереса.
Она объясняет девочкам премудрости передвижения в поездах, довольно толково отвечая на их бесконечные вопросы. Да и сам факт, что ей доверили двух таких попутчиц, говорит сам за себя.

Девочки впервые едут в поезде. И я им немного завидую. Вспоминая, сколько счастья нам с братом доставляли эти летние путешествия.

В вагоне ресторане меня встретила женщина из прошлого.

Она обрадовалась моему появлению, словно рождению собственных внуков, бережно, словно я стеклянный, взяв меня за локоток, усадила за столик, самолично раздвинула занавески, что бы мне веселее было.

И всё то у неё было уменьшительно-ласкательное: столик, стульчик, салатик, соляночка, и так далее.

А как она предлагала мне блюда, как описывала их прелести, как искренне горевала, если чего-то вдруг не было. Всё эти бизнес-тренеры и ловкие маркетологи - просто дети рядом с этой богиней сервиса.