Под ногами хрустнул тонкий ледок, укрывающий вечный слой грязи, – скользкой и темной, как декабрьские ночи без мороза. Я почувствовал, как погружается в жижу подошва моих ботинок. Иду по тротуару вдоль заляпанных домов, заборов, парапетов в толпе таких же хмурых задравших воротники людей. Прячемся от первых заморозков, словно не хотим расставаться с этой жижей под ногами, льющимся с небес серым дождем и ночами без звезд.

Хрень в стихах – это такая же хрень, как и в прозе, только там есть рифма. Кто сказал, что важен ритм и размерность? Не обращайте внимания, всегда можно отразить все вопросы простым обоснованием, что у вас есть собственное видение стиха. На просторах интернета я встречал совершенно безразмерные стихи, которые зачастую очень лихо оправдывали, даже вслух читали, демонстрируя их особый ритм. Не вздумайте вслух читать ваше творчество, отдайтесь собственному чутью для написания хрени. Если прочтете вслух результат, сразу поймете, что хрень…

Это из серии тех практических советов, что так модны сегодня в сети. Как ни глянешь – все сплошь мастера познания, знатоки и эксперты. Так и делятся с нами постигнутыми лет в семь-восемь от роду истинами.

Это какое-то особенное волшебство. Оно моментально превращает милых девушек из хрупких, немного капризных созданий в прозорливых, ко всему готовых воинов. Не меньше! Беру на себя смелость такое заявить, потому что всему этому я сам свидетель.

Почему я холост? Непорядок!
Справедливости на свете нет.
Не снимал зубами я подвязок,
Хоть, бывало, воровал невест….

Не пускал под облака голубку —
Символизм такой не по нутру.
И кольцо, как кандалы на руку,
Не надел, прощаясь поутру.

Как же это все несправедливо:
Ужин из пельменей и обед.
И никто не скажет: «Здравствуй, милый!
Ты устал? Я сделаю... омлет".

Я бы лимузин украсил лентой
И роскошный закатил банкет.
Только повода всё так же нету…
Где же ты, счастливый мой билет?

В допросной серая обшивка стен. В других помещениях корабля – голубоватая, светло-зеленая, даже розовая, а тут – издевательски-серая. Еще бы добавить мебель, прикрученную к полу, чтобы воспроизвести «интерьер», как в далеком прошлом, но здесь она оставалась стандартной. Зато каждый член экипажа может материализовать любой предмет интерьера по собственному усмотрению. Чтобы хоть как-то разнообразить свое пребывание на судне во время дальних рейдов за пиратами команда часто меняет созданную обстановку.

Голод. Не просто желание ухватить из миски огромный кусок ещё тёплой каши, смешанной с требухой, а ноющая, сосущая жажда в животе, которая сжимает внутренности в комок, выдавливая из лёгких протяжный заунывный вой. Молчу, потому что негоже мне, служебной собаке, тревожить своего вожатого таким поведением. Холодно. Унять дрожь не получается, даже свернувшись как можно плотнее. Из соседнего вольера раздаётся глухое, набирающее силу: «У-у-у-у!» Так хочется подхватить, влиться в этот нестройный собачий вой, посвящённый голоду и полной луне.

Просыпаться не хотелось, как будто серое дождливое утро уже просочилось сквозь щели внутрь квартиры, и вне пространства под одеялом ничего уютного и теплого не существовало. На кухне звякнула посуда. Он прекрасно понимал, что знает наизусть все, что происходит в будний день в его доме. В грудной клетке заныло, запротестовало противное чувство, похожее на черного лохматого монстра, пожирающее его уже несколько дней.

Мир потерял точку опоры, как предсказывали многие фантасты и кинематографисты. Едва ли кто-то из живущих на планете людей мог бы относиться к происходящему равнодушно. Ценности вдруг стали катастрофически меняться. Вирус – невидимый, но ужасный – завладел душами и мыслями людей. Нет, никто не превращался в зомби, не умирал скоропостижно и ужасно, было нечто другое, однако не менее разрушительное.

Тронет серым безмолвием осень,

Сединой ляжет иней вокруг.

Если есть настроение, хочешь –

Я замкну тебя в крепость из рук?