Безвестный стих мечом ржавеет в ножнах.
Пегас исчез, оставив кенотаф.
Возможность возвращения ничтожна.
Когда я звал, лишь круп мелькал стремглав...

Исчез в ночи, лишив меня покоя.
Я вслед за ним пустился, словно гриф.
Подчас встречал следы его постоя,
На ниве слова, в разнотравье рифм...

Стою Олегом Вещим на кургане
Пред выбеленным ветром костяком.
Оставив меч в сгустившемся тумане,
Ушел, не тронув череп сапогом...

Музыка рождает в сознании человека множество образов. Я помню, когда впервые услышал гоа-транс, был поражен всплывающими картинками загадочных индуистских храмов и танцующих многоруких богов. Мелодика треков настолько завораживала, что казалось, будто оказался в дебрях легендарной Вендии Говарда и приняв изрядную дозу черного лотоса, блуждаешь по закоулкам мифического города, впитывая аромат благовоний и растворяясь в шуме многоголосой толпы кричащих торговцев.

Я ждал от осени прозрения.
В багряно-желтой тишине
Глаза накрыла тень сомненья.
Бельмами радуюсь зиме.

Пока глас тихий и охрипший
О смысле жизни вопрошал,
Бесплотный дух с челом поникшим
На ощупь истину искал.

По доброй воле затворился.
Покров Исиды скрыла мгла.
Мне дух Осириса явился.
Судьбы вращая жернова.

И в этом странном раздвоении
Застыв под саваном зимы,
Терзаем демоном сомнений
Я тщусь богини наготы...

Тевтонский клин красавцев-журавлей,
Потомков древних, славных пилигримов,
Прощальным криком грусть осенних дней
Рассеял, словно алчных сарацинов.

В завещанном от времени строю
Мечтая о Земле Обетованной,
Оставив хлад озер в родном краю,
Стремятся в зной тропической саванны.

Они летят, не ведая границ.
На небе им всегда найдется место.
Закат подкрашен сполохом зарниц.
Вновь на земле кому-то стало тесно...

Надрывный плач проржавленных петель
Венчает путь усталого скитальца.
Порог поправ разомкнутых дверей
Роняю ключ из онемевших пальцев.

Глаз различает длинный ряд скамей.
За ним – алтарь с хохочущей Химерой.
В потир, стеная, кровоточит Змей,
Пронзенный когтем. Мучаясь безмерно.

Почуяв плоть, Химера ожила.
Забился Змей под страшною пятою.
Агонией сковав ее крыла,
С горящим взглядом замер предо мною.

Я видел смерть в пучине желтых глаз.
Стал узником янтарной вязкой смоли.
Завороженный, слушал тихий глас,
Открывший суть скитальческой юдоли.

«Возьми потир, упрямый пилигрим,

Пришел, увидел, но, не победил.
Оставил меч у ног прекрасной девы.
Пленен Цирцеи стройным станом был,
Забыв на ложе ратные напевы.

Наивный щебет слух мой услаждал.
Я глиной стал в руках своей богини.
Хоть разум к осторожности взывал,
Но я тонул в глазах небесной сини...

Исчезла вечность, Хронос поседел.
Я в кандалах и язвах от колодок.
Суккуб обманом отнял мой удел.
Обманом ли...Иль приоткрылся полог?

Ночь...Душное бархатное одеяло, испещренное вечными огоньками звезд. Терпкий запах благовоний вытолкнул на балкон в поисках спасения от ароматного дыма. На этот раз переборщил и, вместо просветления сознания, чуть не заработал затемнение рассудка. Безлюдная улица замерла, превратившись в кристалл бытия в оправе застывшего времени. Тряхнув головой, сбросил морок. Переход завершен. Двери открылись.

Великий путешественник Марко Поло в своей "Книге о разнообразии мира» оставил немало любопытных сообщений. Кроме всего прочего, он упоминает о некой области «Гингинталас на краю пустыни, на севере и северо-востоке», что «принадлежит великому хану и тянется на шестнадцать дней…». В настоящее время, насколько известно, учеными она не локализована. Марко Поло пишет, что область, помимо изготовления особого вида индийской стали, известного в Европе как «ondanicum" (онданик), из которой выделывались лучшие мечи, скрывала в своих недрах и нечто иное...

О жизни великого врачевателя, алхимика, философа и естествоиспытателя Парацельса (Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм) (1493 года— 1541) ходит немало легенд. Революционер медицины, обошедший в поиске знания всю Европу, в его биографии немало белых пятен, в том числе и загадочный 10-летний период с момента получения докторской степени в университете Феррары в 1515-1516 гг. (данные разнятся) и приобретения им права бюргера в Страсбурге в 1526 г.