Стас снова бежал. Пожалуй, это было его любимой забавой. Мысль о том, что ещё одна большая дорога пала поверженной у его ног, всегда доставляла ему радость. Вкус победы всякий раз ему не был знаком. Стас жил ради этого вкуса. Ради того, чтобы всё складывалось именно так.

Лето – лощёная солнечным светом мостовая, прогуливаясь по которой, становится страшно, что каждый её брус аккуратно уложен с самыми благими намерениями. Девяносто два самых долгих дня пути, гладко обкатанного глухим барабаном солнца. Надежда только на редкий привал во время заката. Вслед за уходящим солнцем свет уличных фонарей выбивает из-под ног дребезжащее отражение каблуков, превращая остывающий брусчатый камень в водную гладь райской добродетели. Дело времени.

Убей своё сердце, расплавь его в молоке.

И сплюнь поцелуй со своего языка.

Сбрось шифер любви и просто шагай налегке,

Но не забывай голос сердца и вкус молока.

Сотри с своих губ след материнской груди.

Сожми пламя боли в своих кулаках.

Сожги этот город и будь на шаг впереди.

Попробуй на вкус этот тлеющий прах.

Забудь свои страхи в тёмном лесу,

Где вместо росы в разнотравье волчья слюна.

Оставь все кресты тем, кто остался внизу.

Вот скажите, куда нынче без атрибутики? Без атрибутики, друзья, нынче никуда. Для солидности любая безделица сгодится. Лишь бы в обществе не сконфузиться и сохранить естественный цвет лица. А ежели что позначительней подвернётся, так и солидность из правильного места расти будет. Кому хронометр с браслетом из драгметаллов, кому средствами электроники карманы напичкать, а кому колтуна на голове будет достаточно. Лишь бы по свежей моде и чтоб кожа не зудела. А случается, что кому-то и простой ошейник душистым бальзамом на душу ляжет, особенно, если он собака.

(Роман в десяти частях с прологом и эпилогом)

Пролог

Жизнь лишь пёрышко…

Часть 1 Утренняя

Хрустальный вагон на алмазных полотнах

Гремит у перрона разбитым стеклом.

Осень целится в город золотым пулемётом

И разит по глазам холодным дождём.

Там скулят небеса под звон деви́чьих слезинок,

Ворон ворчит свой романс, сбиваясь на крик.

И рыжий китаец скучает на льдине

Верхом на жирафе у мёртвой зари.

Мякоть солнца вращает планету назад

И гибнет на кромке дрожащих теней.

Шепчет стихи седой снегопад,

Горечь зимнего ветра их травит в ладонях камней.

Лунная пудра

На наших щеках

Дремлет под пенье ночной тишины.

Новое утро

Вселяет в нас страх

Не дожить до восхода мудрой луны.

Но вновь наполняет верою в чудо

Сладкая музыка звонких копыт.

И чёрный Пегас уносит отсюда

Тех, кто влюблён в ночной маргалит.

Солнце щекочет

Крупинками света,

Заливая пурпуром, лица людей.

Зыбь хрупкой ночи

Содрогается ветром,

Растворяясь в пруду под названием «день».

Последний вахтенный хоронит своё седло.

В его глазах стынет шёпот копыт.

Давно растоптаны печати правильных слов.

Последний вахтенный теперь молчит.

Красивые слёзы текут по его щекам.

Его ресницы кусает солнечный луч.

Последний вахтенный сжимает в своих руках

Лепестки небес и сорные травы туч.

Седина его мыслей теряет свои ордена.

Время целует его лицо ладонью морщин.

Среди стен его сердца черствеют все имена

Верных женщин и честных мужчин.

Дело было в испанской деревне

У самых ног Пиреней.

Там, где прозрачные тени

Раскрывают ладони при встрече дождей.

Внимая голосу горной реки

И глядя закату в глаза,

Молчала женщина в объятьях тоски,

А на щеке её сияла слеза.

Её именем были названы войны,

Во славу ей был построен собор.

За глаза ей били поклоны

Дон Хуан и старина Сальвадор.

Один матрос был много наслышан о ней

И искал её, чтобы только взглянуть.

Растворились небесные дверцы,

Выплеснув дождь в объятья земли.

С надеждой на чудо и с бриллиантовым сердцем

Под дождём наши дети исполняют танец любви.

А земля, содрогаясь, стонет от боли,

Захлебнувшись слезами, утопая в крови.

Только странные люди знают запахи воли –

Это дети исполняют свой танец любви.

Чёрным пологом грусти накрыло селенья,

По ночам воют волки и собака скулит.

Но наступит рассвет хоть на мгновенье,

Когда дети исполнят свой танец любви.